Русские своих не бросают. Четвертая книга о Серой Мышке - Василий Лягоскин

– Свободны…

Гаршвин уже за дверьми продолжил это слово, произнесенное с такой многозначительной паузой: «Пока…».

Глава 3. Бат-Ям. Ночь на первое июня

Ирина Рувимчик. Гости по-одесски

Теперь у Натальи было два телефона. Со своим – три. И все три она отключила, потому что вести разговор по двум первым можно было, только отгородившись от всего мира плотной завесой, не пропускавшей ни единого звука. Она даже улыбнулась, отчего еврейчик рядом разулыбался в ответ, приняв это на свой счет. А Мышка просто представила себе, как сейчас зазвонил бы самый навороченный на вид мобильник, которые недавно принадлежал афганскому моджахеду, и она – с виду опять самая обычная израильтянка – принялась бы скромно, как и полагается правоверной мусульманке, напрашиваться на встречу с живым террористом на неведомом для окружающих языке пушту.

– Пока живым, – поправила она себя, – и ведь не прервешь такой разговор; не скажешь – перезвони попозже. Потому что тогда телефон можно будет выбрасывать – никто больше не перезвонит.

Она ловко шмыгнула на освободившееся место и закрыла глаза. Картинку за большим, чуть запыленным стеклом она знала наизусть. Не то, чтобы у нее не хватало денег на бензин, или так нравилось ездить в автобусной толчее. Нет – это тоже входило в комплекс превентивных мероприятий, которые были направлены теперь уже не только на ее собственную безопасность. Она могла сейчас вот так, не открывая глаз, посекундно расписать весь маршрут «десятки» – если только ничего не случится. Но что могло случиться в обыкновенном маршрутном автобусе? В таких обычно ни шпионы, ни миллиардеры не ездят.

– Кроме меня, – опять улыбнулась Мышка, – а кто я сейчас в глазах израильских спецслужб – шпион и есть.

Про миллиарды она даже не стала вспоминать. Не захотела, или не успела – как раз пришла пора уступить сидячее место и покинуть эту душегубку. Наталья, которую жизнь приучила спокойно воспринимать самые жестокие условия существования, нынешнюю комфортабельную жизнь ценила. Потому и спрыгнула с высокой ступени автобуса с облегчением – за одну остановку до той, что была ближайшей от ее дома. Казалось бы – никаких признаков того, что ее мог засечь чей-то заинтересованный взгляд, не было. Еще вчера она спрыгнула бы поближе к особняку – если вообще бы села в автобус. Теперь же агент три нуля один была на тропе войны, неизвестно кем и зачем развязанной.

Мышка прошлась с физиономией погруженной в глубокие думы женщины вокруг дома трижды, с каждым кругом сжимая зону осмотра. На ходу она вытащила один из телефонов – свой, на вид самый скромный, но с огромным количеством дополнительных функций, за которые пришлось платить немалые деньги. Одна из них показывала, кто «соскучился» по ней – даже при том, что к сети мобильник не был подключен. Таких было немного; трое – Николай с Лидой и Инесса Яковлевна – скорее всего ждали ее дома, и свои вопросы могли задать уже через десять минут. Четвертый, и самый настойчивый, абонент, был незнаком – он звонил методично, каждые пять минут. Только последние двадцать минут этот незнакомец (а может, и знакомый, поменявший телефон) перестал терзать свой мобильник.

Наконец Серая Мышка убедилась, что ни злые «кошки», ни другие звери, а тем более люди, ее «норку» не обложили. Она отворила калитку ключом и легко взбежала по ступеням, еще раз обернувшись на крыльце. Скорее его можно было назвать верандой, или лоджией – на тридцать с лишним квадратных метров. Так же бесшумно открылась железная дверь, ведущая в дом. Наталья улыбнулась, потому что услышала спокойный, даже веселый гомон из столовой, размеры которой чуть превышали лоджию. Все голоса были знакомы, но один из них Мышка никак не ожидала услышать в своем доме. Тоже веселый, чуть надтреснутый, он очень органично вписывался в другие звуки – голоса ее близких, чуть слышное звяканье ложек и вилок; наконец, звон фужеров, приглушенный налитой жидкостью. Тех фужеров, определила Наталья, еще не видя их, которые Инесса Яковлевна привезла с родины, из Одессы, и доставала в исключительных случаях.

Таким могло стать сегодняшнее чудесное избавление от гибели двух Николаев.

– Но каким боком тут притерся Соломон, один из семерки американских олигархов, – именно его голос Мышка слышала сейчас, – и почему я перед домом не видела автомобиля, на котором его привезли? Или он, как и я, на «десятке» сюда…

Вопрос: «Как Соломон ее нашел, и что ему тут надо?», – она задавать себе не стала, резонно сообразив, что старый еврей сам все объяснит.

– Иначе зачем он здесь появился – не для того же, чтобы его еще раз по спинке погладили?

Она шагнула вперед вместе с негромким боем напольных часов, сработанных вручную известным мастером еще двести лет назад. Часы пробили шесть часов вечера, и Наталья, потянув носом воздух, остановилась на пороге, только теперь вспомнив, что целый день ничего не ела. А перед ней, между прочим, был в самом разгаре праздничный пир. Огромный овальный стол, ничуть не меньше того, за которым ее в образе японской гейши принимали в подземном бункере американского ранчо, был заставлен яствами, как никогда раньше. То, что остроглазая Мышка некоторые из них увидела впервые, она отметила раньше, чем со своего места сорвалась раскрасневшаяся Инесса Яковлевна.

– Ой, Наташенька! А мы тут без тебя.., – она явно растерянно оглянулась на остальных.

Только Соломон сейчас не выглядел растерянным; но и в его взгляде Мышка не увидела той бесшабашной веселости, которую он старался демонстрировать своим бодрым голосом. Скорее эта была не бодрость, а глубокий внутренний надлом.

– С такой улыбкой шагают в пропасть, – подумала отчего-то Наталья, останавливаясь перед гостем; она улыбнулась в ответ совсем открыто и спросила, теперь уже вслух, – я так понимаю, что это для вас Инесса Яковлевна так расстаралась. Ну и кто мне представит гостя?

– Бросьте, Наталья Юрьевна, – перестал улыбаться Соломон, – мы ведь уже давно знакомы.

– Знакомы, – не стала отказываться от прошлого – от мисс Рини – Крупина, – только вот не припомню, чтобы приглашала вас к себе в гости. А незваный гость… Сами знаете хуже кого.

– Хуже старого одесского еврея не может быть никого, – теперь совсем искренне расхохотался Соломон, – а он – то есть я – никак не мог пройти мимо дома, в котором так вкусно готовят.

За спиной Натальи шумно засопела Инесса Яковлевна; она явно была польщена, но под грозные очи хозяйки дома появляться не спешила. Хотя и знала, что Наталья на нее ни сердиться, ни обижаться никогда не будет.

Наталья еще раз шумно потянула носом воздух (это специально для нее, для домоправительницы) и заявила неожиданно жалобным голосом:

– А я голодная, как… С утра ничего не ела!

– Ой! – Инесса Яковлевна убежала, мелко семеня ножками в туфельках с каблучками.

Обычно она дома носила мягкие лопоухие тапочки-зайчики; даже во время их общих трапез. Значит, визит Соломона для нее что-то значил.

– Ну, правильно, – озвучил ее мысль американец, бывший советский одессит, – мы же земляки. У нас с Инессой Яковлевной общих знакомых… не пересчитать!

– Я так понимаю, вы этим сейчас и занимались? – опять добавила яду в голос Наталья, усаживаясь на свое любимое место за столом.

Место это было примечательно тем, что с него были прекрасно видны и дверь, и огромное панорамное окно. А еще – кувырком назад можно было оказаться у другой, совсем неприметной двери, что открывалась к лестнице, ведущей в подвал. Точнее это в России, или в той же Одессе был бы подвал. А здесь, как и в каждом уважающем себя израильском жилище, за дверью скрывался настоящий бункер, в котором можно было надежно укрыться от нападения. Больше того – из этого бомбоубежища на соседнюю улицу вел подземный ход; неширокий, но вполне проходимый – до неприметного особнячка, записанного совсем на другое физическое лицо. Наталья улыбнулась еще раз – вспомнила, с каким трудом и предосторожностям доставляла сюда небольшую горнопроходческую машину, а обратно – на поверхность – кубометры грунта. А еще – с каким ошарашенным видом впервые нырнул в этот бункер подполковник Емельянов. Это потом он, гуляя с супругой и ребенком по улицам Тель-Авива, привык, что все новостройки начинаются на немыслимой глубине – с учетом обязательного строительства подземного убежища.

Соломон, наверное, принял последнюю улыбку на свой счет. Он приподнялся со стула и вознамерился было поухаживать за голодной Мышкой – предложить ей что-то из манящих взгляд, а более того желудок, яств, уже представленных на столе.

– Соломон Моисеевич! – с укоризной протянула домоправительница, возникая в проеме третьей двери, что вела на кухню, – сначала первое. Хотя бы пару ложек. А вы пока лучше шампанского Наталье налейте.